Стыд
Некоторые говорят себе: "Если бы приступить к действию было так просто, я бы сейчас не читал(а) эту книгу". Те из нас, кто обмирает в страхе и не начав ничего делать, обычно встречаются с еще более давним врагом, имя которому стыд. Он один из способов подчинения себе воли других. Вызывая в ком-то чувство стыда, мы пытаемся не дать ему совершить что-либо, что может смутить нас самих.
Создание произведения искусства способно вызывать чувства, подобные тем, что мы испытываем, когда рассказываем семейную тайну. В тайных делах всегда присутствуют стыд и страх. Непроизвольно маячит вопрос: "Что обо мне подумают, когда узнают?". Это очень пугает нас, особенно если когда-либо раньше нас уже заставляли испытать стыд за проявленное любопытство.
"Как ты смеешь?" ? гневаются взрослые на невинного ребенка, который случайно наткнулся на семейную тайну. (Как ты смеешь открывать мамину шкатулку с драгоценностями? Как смеешь лезть в ящик папиного стола? Как ты посмел отворить дверь в спальню? Как ты смеешь заглядывать в погреб, на чердак, во все темные места, куда мы кладем все то, что хотим от тебя спрятать?)
Искусство ? зеркало общества. Оно выводит все на чистую воду. Просветляет нас. Посылает лучик света в самое сердце нашей томительной тьмы и спрашивает: "Видите?".
Когда люди не хотят чего-то видеть, они злятся на того, кто это им показывает. Они убивают гонца. Если сын родителей-алкоголиков испытывает трудности в школе, на его семью навешивают ярлык неблагополучной. Ребенка обвиняют в том, что он опозорил семью. Но разве это так? Он лишь пролил свет на то, чего стыдятся его родители. А в семье стыд существовал и ранее и стал причиной, а не следствием неприятностей ребенка. "Что подумают соседи?" ? довод, которым пользуются, чтобы и впредь скрывать болезненные проблемы.
Искусство распахивает чуланы, проветривает погреба и чердаки. Оно исцеляет. Но прежде чем залечивать рану, ее необходимо вскрыть, а именно этого творческого поступка мы часто стыдимся.
Плохие отзывы ? главный источник стыда для большинства художников. Но большинство отзывов как раз и нацелены на то, чтобы пристыдить автора: "И тебе не стыдно? Как ты посмел изваять такое посмешище?".
А художник, которого то и дело заставляли краснеть в детстве ? из-за любой нужды, любопытства, не оправданных им надежд, ? может испытать стыд даже без всяких унизительных отзывов. Если в детстве его заставили почувствовать себя полным дураком уже оттого, что он верил, что талантлив, он уже не сможет создавать произведения искусства без бремени смутного стыда.
Многие художники начинают произведение, неплохо продвигаются вперед, а перед самым окончанием вдруг обнаруживают, что их работа ничего не стоит. Для психотерапевтов такая неожиданная потеря интереса ("Ерунда, ничего страшного") ? характерный симптом: так пациенты обычно отрицают испытываемую ими боль и стараются смириться с собственной уязвимостью.
У людей, которые выросли в неблагополучных семьях, выработалось умение пользоваться этим приемом. Они называют его беспристрастностью, хотя в действительности это беспомощность перед болью.
"Он забыл поздравить меня с днем рождения. Ну и пусть, ничего страшного".
Вся жизнь, в которой обязанностью похвалить маленького человека обычно пренебрегают, зато пользуются любой возможностью его пристыдить, учит ребенка тому, что привлекать к себе внимание ? опасно.
"Я, будто собачонка, тащила домой кость, которую никто не замечал" ? так одна моя ученица описала свои тщетные попытки сделать что-то такое, что вызвало бы в ее семье одобрение. "Чего бы я ни добивалась, они никогда не обращали на это внимания. Зато всегда находили что-нибудь, что было не так. Если в дневнике у меня были все пятерки и только одна четверка, именно о ней и предпочитали вести речь".
Совершенно естественно, что юные художники пытаются привлечь внимание родителей ? каким бы оно ни было. Встречаясь с безразличием или гневом, они вскоре понимают, что никакая кость не заслужит родительского одобрения.
Если мы занимаемся творчеством, нас тоже стараются пристыдить. Так мы узнаем, что творить ? это ненормально. При этом мы быстро забываем, как именно сделали такое открытие. Скрываясь под нашим "ничего страшного", стыд продолжает жить и ждет новых поводов, чтобы обжечь нас. Нам делается стыдно, даже когда мы только пытаемся творить.
Именно поэтому прекрасные студенческие фильмы не показывают на фестивалях, где их могли бы заметить; хорошие романы летят в мусорную корзину или пылятся в дальних ящиках. Именно поэтому драматург-любитель не посылает в театр свою пьесу, а талантливые актеры не приходят на прослушивания. Именно поэтому творческим людям стыдно признаться в своих мечтах. Стыд, испытанный в детстве, снова дает о себе знать, когда мы становимся взрослыми, потому что художник внутри нас так и остается ребенком. Именно поэтому мы стесняемся творить.
Мы не занимаемся искусством, опасаясь того, что нас будут потом критиковать: критик, задающий вопрос "Как ты мог?", вполне способен заставить художника почувствовать себя пристыженным ребенком. Друг, с хорошими намерениями и обоснованно распекающий начинающего писателя, сам того не желая, может без труда убедить его больше не писать.
Не все так однозначно. Не всякая критика заставляет нас краснеть от стыда. Даже самая беспощадная оценка может попасть в точку и вызвать у автора восклицание "ага!", если она откроет ему более удачное решение поставленной задачи. Критика приносит вред, когда унижает, оскорбляет, поднимает на смех или выносит окончательный приговор. Она часто бывает злой и при этом уклончивой, расплывчатой, такие суждения очень сложно опровергнуть. Именно они самые разносные и разрушительные.
Пристыженный подобными рецензентами, художник часто попадает в творческий тупик или перестает представлять свои работы на всеобщее обозрение. Педантичный друг, учитель, критик ? как и педантичный родитель, который придирается к каждой запятой, ? гасит рвение молодого автора, делающего лишь первые шаги.
Именно поэтому нам, творческим людям, нужно научиться защищать себя.
Значит ли это, что любую критику необходимо исключить из своей жизни? Нет. Необходимо научиться выбирать, когда и где искать оценки своим произведениям. Мы, художники, должны научиться определять, когда и чья критика уместна. Не только источник ее, а и время очень важно. Первый черновой набросок вряд ли можно показывать кому-либо, кроме самого чуткого и проницательного друга. Часто нам необходим совет мастера, способного распознать хорошую работу даже на ранней стадии. А неопытный или язвительный критик вместо заботы о том, чтобы замысел пророс в жизнь, может затоптать его.
Не в наших силах управлять потоком отзывов на наше творчество. Не удастся нам и сделать профессиональных критиков более здравыми, человеколюбивыми или конструктивными. Но мы вполне можем научиться утешать нашего творческого ребенка, даже когда он сталкивается с несправедливой оценкой; можем научиться выбирать друзей, которым не страшно излить душу. Можем не притворяться и не скрывать наших чувств, когда нас разносят в пух и прах.
Искусство требует безопасного окружения. Замечательно, если художникам удается найти его сначала в семье, потом в школе и в конце концов в обществе друзей и коллег. К сожалению, такое случается очень редко. Как людям творческим, нам нужно самим создавать такую безопасную среду. Мы должны уметь защищать нашего творческого ребенка от испытания стыдом. А развеять по ветру наш детский стыд можно, выплеснув его на страницу или поделившись с другом, которому доверяем.
Открывая окутанные стыдом тайны, связанные с нашим творчеством через само творчество, мы разоблачаем и себя, и других. Но это далеко не всегда приветствуется.
Нужно понять, что, когда в наших произведениях открываются глубины человеческой души, те, кто за этим наблюдает, могут постараться нас пристыдить.
"Это ужасно!" ? воскликнут они, нападая на вещь, в которой не к чему придраться. Кого-то это собьет с толку. Когда мы слышим: "Как не стыдно!", и нам действительно становится стыдно, нужно воспринимать это как остатки того стыда, что мы испытывали в детстве.
" Я знаю, что это хорошая работа... Я думала, что это хорошая работа... Разве я могла себя обманывать? А может, этот критик прав? С чего это вдруг я позволила себе думать, что..." И дальше по спирали вниз.
В такую минуту мы должны крепко держаться и не поддаваться сомнениям. Мы просто не можем позволить себе отдаться во власть первых же негативных мыслей. Поддаться первым сомнениям ? все равно что алкоголику поднять первую рюмку. Запав в сознание, первое сомнение повлечет за собой и второе, и третье. Скептический поток мыслей можно остановить, но для этого необходима бдительность. "Может, тот критик был прав..." И ? ба-бах! ? пора переходить в наступление: "Ты хороший художник, смелый художник, у тебя все замечательно получается. Молодец, что так усердно поработал...".
В свое время я как режиссер поставила романтическую комедию "Воля Божия". Когда фильм должны были показывать в Вашингтоне, я чувствовала облегчение, будто возвращаюсь домой. Ведь на заре своей карьеры я писала статьи для "Вашингтон пост". И теперь надеялась, что бывшие коллеги воспримут меня как землячку, добившуюся успеха. Но вот я прочитала первые отзывы критиков перед премьерой и поняла, что надежды оказались напрасными.
Моя "Вашингтон пост" прислала на просмотр молодую рецензентку, которая написала потом, что фильм о людях кино ? при том что он о людях театра. К тому же она заметила, что "большинство" диалогов я украла из фильма "Касабланка". Мне стало интересно, что же за фильм она посмотрела ? явно не тот, что сняла я. В моей картине было сорок ходячих театральных острот, одна из которых ? очень короткая ? как раз о той самой "Касабланке". Таковы факты, но меня это не спасло.
Я была оскорблена до глубины души. Опозорена. Готова (почти) умереть.
И поскольку лучшее лекарство от стыда ? любовь к себе и похвала, именно этим я и занялась. Гуляла по парку. Молилась. Составила список хороших отзывов и комплиментов, полученных мной в прошлом.Я не говорила себе: "Ничего страшного". Я говорила: "Все пройдет".
И я появилась на премьере. Которая оказалась намного более успешной, чем предполагали язвительные критики.
Через три месяца мой фильм отобрали для показа на престижном европейском кинофестивале. Мне предложили покрыть все расходы на поездку, включая перелет, и представить картину самым выигрышным образом. Я тем не менее колебалась. Позор, пережитый в Вашингтоне, еще продолжал медленно отравлять меня. Я боялась ехать.
Но я знала, что лучше все-таки поехать. Годы упорной работы над творческим возрождением научили меня хотя бы просто появляться там, где меня хотят видеть. Мой фильм был продан за большую сумму и отмечен в журнале "Вэрайети". Заголовок оказался очень подходящим: ""Воля Божия" торжествует в Мюнхене".
Поистине, когда мы творим, то следуем Воле Божией.
